Героиня первой истории – замужняя женщина средних лет, занимается домашним хозяйством и воспитывает двенадцатилетнюю дочь. Рано утром, приблизительно в семь часов 25 февраля нынешнего года, она с дочерью находилась дома, когда к ним в дверь постучали трое в штатском. Быстро и невнятно представившись сотрудниками милиции, они пояснили, что разыскивают пропавшую девушку, которая, возможно, совершила телефонный вызов из этого района. Они велели женщине (назовем ее Джамиля) вынести ее мобильный телефон для проверки. Когда она вынесла, ей приказали его разблокировать, на что она ответила отказом, но выразила готовность предоставить им возможность самим выяснить, звонила ли с ее телефона якобы пропавшая девушка. Один из сотрудников грубо крикнул ей: «Открой!». Испугавшись, женщина подчинилась. Сотрудники проверили номер и сказали: «Это точно давешний, тот самый номер».

Затем ее вывели из дому и посадили в машину. В салоне какой-то сотрудник просматривал в ее телефоне историю посещений социальных сетей, личную переписку, фотографии и другую информацию, попутно задавая уточняющие вопросы. Джамиля объяснила сотрудникам, что дочь дома одна, и попросила дать ей возможность поговорить с ней, однако женщине этого не разрешили, бросив, что сейчас придет следователь, а до тех пор она должна сидеть в машине. Как выяснилось позже, никакой пропажи они не расследовали, а проверяли ее причастность к запрещенной религиозной организации.

Допрос и проверка телефона продолжались приблизительно до 9:40, когда на место прибыл следователь, показал какие-то документы, по его словам, на обыск ее дома, и попросил позвать свидетеля. В 10:00 начали обыск с видеосъемкой, в ходе которого в доме нашли какие-то бумаги, возможно, религиозного содержания. В 10:20 обыск был окончен. Ей дали подписать документы, которые были составлены на кыргызском языке, однако Джамиля не поняла полностью суть документа, а по общему смыслу предположила, что это касается результатов обыска, в части которого она подписала бумагу, – а вот то, что касалось содержимого ее телефона, она подписать отказалась. Ей велели проследовать в отделение, на что она вновь попыталась отказаться, но ей приказали сесть в машину и не сопротивляться. Ее отвезли в здание; возможно, это было отделение милиции, но она не видела какого-либо названия. Внутри сидел милиционер в форме, он спросил вошедших сотрудников: «Будем регистрировать?». На что один из них коротко бросил: «Позже».

В отделении допрос продолжился, причем незнакомцы в штатском угрожали: «Сотрудничай – или будет хуже!». Они по очереди просматривали содержимое ее телефона и без конца задавали вопросы. Однако когда она спросила о том, где находится, ей не ответили. Джамиля еще раз напомнила, что у нее дома остался несовершеннолетний ребенок, просила отпустить ее или дать возможность позвонить родственникам, на что последовал отказ. Продолжая уговаривать, она объяснила, что ее брат должен был купить ей билет на самолет, и теперь она хотела бы не допустить пустой траты денег. После чего ей разрешили один раз ответить на звонок и сказать лишь о том, чтобы билет ей не покупали. Именно это и успела произнести Джамиля, когда ей в очередной раз, приблизительно в 13:30, позвонил брат; после этого телефон у нее немедленно отобрали. Потом ее повезли в Первомайское РУВД Бишкека…

После оборвавшегося разговора с сестрой брат Джамили заподозрил неладное и встревожился, однако еще только через час, в половине третьего пополудни, ему позвонил следователь, коротко сообщив: «Ваша сестра в Первомайском РУВД. Отправьте адвоката!». В течение нескольких часов брат искал адвоката, обратившись за помощью в неправительственные организации. Защитник, получив это сообщение и данные Джамили, около половины шестого вечера стал звонить по телефонным номерам РУВД, однако там ему сообщали, что женщины у них нет. Вот таким образом из-за отсутствия четкой процедуры регистрации в органах внутренних дел перепуганные родственники вынуждены искать своих близких, а адвокаты – подзащитных по разным городским и поселковым отделениям милиции (ГОМ, ПОМ), РУВД, на что уходит драгоценное время.

На аудиозаписи адвокат, привлеченный Общественным фондом «Голос свободы», пытается выяснить местонахождение Джамили, однако дежурный отвечает ему, что не знает этого:

В РУВД Джамилю стали допрашивать в качестве свидетеля. При этом следователь отказал ей, когда она попросила его позвонить брату, чтобы тот пригласил к ней адвоката. Спрашивали, в каких социальных сетях она «сидит», с кем общается и так далее, хотя она уже отвечала, что даже не знает, как ими пользоваться. Спрашивали ее и о том, была ли она судима, где училась, от кого ее дети, персональные данные мужа. Затем «уличили» в том, что в базе данных ГРС она есть, а мужа почему-то нет, и, все время срываясь на крик и оказывая психологическое давление, стали обвинять Джамилю, что она их обманывает. Во время допроса в кабинет вошел еще один сотрудник, который тоже стал копаться в ее телефоне и задавать вопросы одновременно со следователем, так что она не знала, кому из них отвечать. Он спрашивал, как зовут родителей мужа, на что Джамиля ответила, что не знает, он стал кричать: «Как это ты не знаешь?». Следом зашли еще два сотрудника, которые тоже стали спрашивать ее о муже. Все это происходило на повышенных тонах, она же сидела с головной болью, голодная, поскольку ей с дочерью даже не дали позавтракать и силком вывели из дома. Все это время Джамиля находилась в окружении группы грубо допрашивавших ее мужчин, в тревожных мыслях о том, где ее дочь и что с ней. При этом один из сотрудников резко шлепал себя свернутой газетой по ноге, тем самым оказывая на нее психологическое давление. Телефон ей так и не отдали, оформив официальное изъятие уже в 15.00, и положили в сейф. Она попросила следователя дать ей позвонить, но тот отказался и сам решил позвонить ее брату.

Следователь дал ей какой-то документ – почитать и подписать, но она не поняла, о чем были эти бумаги и что там написано: со слов следователя, что-то из кодекса. Подписав, она попросила разрешения уйти, и только часов в семь вечера смогла покинуть здание РУВД. Пока доехала домой, было уже около половины девятого. Дом оказался заперт, а ее несовершеннолетней дочери нигде не было. Она хотела расспросить соседей, но взрослых в доме не было, а окрестные жители ее дочку тоже не видели. В слезах и в отчаянии Джамиля бросилась искать своего ребенка. По дороге в школу она встретила соседку, и та сказала ей, что здание давно заперто, поскольку уже девять вечера. По телефону соседки она позвонила брату и рассказала ему о пропаже дочери, тот сказал, чтобы она позвонила по номеру 102…

Дозвониться в милицию получилось лишь после приезда адвоката, после чего милиционеры приехали и забрали ее в отделение, чтобы составить заявление. В милиции Джамиля просидела целый час на диване, пока, наконец, зарегистрировали факт пропажи ее ребенка, и около половины пятого утра она едва добралась домой. Приехавшие по вызову сотрудники проверили дом, поискали дочь во дворе, на улице, и наказали дать знать через адвоката, если и когда ребенок найдется. В десять часов утра 26 февраля к ней пришли милиционер и две женщины – психолог и работник школы. Они стали расспрашивать, где ее муж и так далее, потом приехал брат, и они вместе пошли в школу, где им рассказали, что сотрудники 10-го отдела милиции (так называемой «десятки») накануне, то есть 25 февраля, явились прямо во время урока и, выведя дочку Джамили из класса, подробно расспрашивали ее об отце.

Девочка нашлась лишь спустя сутки, часов в пять или шесть вечера уже 26 февраля нынешнего года. Как оказалось, соседка увезла ее, что называется, от всякой «нежданной радости» (то бишь в целях безопасности) к знакомым, поскольку уже после задержания Джамили, часа в четыре пополудни 25 февраля, к ней домой снова приезжали два незнакомых человека и спрашивали про дочь.

Итак, поскольку девочка уже найдена, и она в безопасности, а ее мама восстанавливает свое физическое и ментальное здоровье, давайте посмотрим, насколько законны были действия сотрудников милиции. И, как говорится, найдется ли управа на самоуправство, – то есть какие виды наказания предусмотрены за действия милиционеров?

Приведем также некоторые цифры из специального доклада Института Омбудсмена Кыргызской Республики, подготовленного совместно с Общественным фондом «Голос свободы», – о том, насколько соблюдаются в стране права тех, кто содержится под стражей.

Из 256 опрошенных лиц в изоляторах временного содержания (ИВС) и следственных изоляторах (СИЗО) Кыргызстана в 2019 году:

С целью улучшения процедур задержания и других гарантий, в Кыргызстане была создана Ассоциация по защите прав человека в уголовном процессе «Артикль-9», в которую входят юристы, правозащитники, эксперты.

Решением Верховного суда Бакыт Эрикович Душанбинов, 1982 года рождения, был осужден на пожизненное лишение свободы – несмотря на все вопиющие нестыковки и противоречия в его деле, а также большие сомнения в его виновности. Он был признан виновным в преступлении, которого… не совершал.

Рано утром 1 февраля 2016 года в дежурную часть Аламудунского районного отдела внутренних дел Чуйской области поступило сообщение о пожаре в одном из домов села Лебединовка. В ходе тушения пожара были найдены тела двух мужчин. Милиция установила, что они частично обгорели, и на них есть следы насильственной смерти.

Как выяснилось, это были хозяин дома гражданин Г.С., 1960 года рождения, и его сын Г.А., 1985 года рождения. Обоим были нанесены колото-резаные раны в области шеи и головы. После этого злоумышленники под утро вернулись и подожгли дом с целью сокрытия следов преступления.

По факту двойного убийства граждан Г.С. и Г.А. было возбуждено уголовное дело. Вскоре всех подозреваемых в убийстве задержали, ими оказались трое мужчин и одна женщина – знакомые убитых:

Через четыре года после громкого процесса, уже в феврале 2020 года, возвращённое Верховным судом в Аламудунский районный суд Чуйской области дело, которое стало совершать уже второй круг в рамках национальной судебной системы, в отношении Гузели и Боба снова начал рассматривать указанный райсуд. В связи с этим на процесс были вызваны в качестве свидетелей Азат и Бакыт. Узнав об этом, перепуганный Боб на заседание не явился и ударился в бега. Судебным решением он объявлен в розыск, но его местонахождение так до сих пор и не известно.

Накануне того самого злополучного события, в два часа дня 31 января 2016 года Бакыту Душанбинову позвонил старый знакомый Азат и предложил встретиться. Потом они сидели в кафе, куда им позвонил приятель по прозвищу Боб, и сказал, что Г.А. (далее по тексту – Ганс, впоследствии убитый) хочет переломать всем «Ворошиловским» ребятам ноги и ругался матом. Около часа ночи, уже 1 февраля, созвонились с Гузелей, и все четверо – Азат, Гузеля, Боб и Бакыт – вместе поехали на такси домой к Гансу в село Лебединовка, где через запасной вход зашли в частный дом.

Войдя в комнату, они увидели спящего Ганса. Разбудив его, стали выяснять отношения по поводу его слов:

– А за что это ты хочешь переломать ноги всем «Ворошиловским» ребятам?

По их словам, в ответ Ганс стал вести себя агрессивно и нецензурно браниться. Боб ударил Ганса, тот пошатнулся, и тут подключился Азат. Все они вместе с Бобом стали избивать Ганса.

Часа в два-три пополуночи Боб сказал:

Гузеля единственная знала про запасной вход в дом с соседнего двора, и именно она находилась на кухне, где хранились ножи, и возможно, она-то и подала их. К тому же из всех только она была знакома как с потерпевшими, так и подсудимыми, тогда как Бакыт и Азат до дня преступления не знали потерпевших и место их проживания.

Судьи всех инстанций недостаточно внимательно проверили доказательства, не обеспечили надлежащего рассмотрения дела, проигнорировали факт наличия грубейших процессуальных недоработок следствия, что привело к вступлению в силу незаконного и необоснованного приговора судов трех инстанций в отношении Душанбинова Б.Э.

По факту частичного несоответствия выводов суда как районной, апелляционной, так и кассационной инстанции фактическим обстоятельствам дела: судьи не учли доказательств мотива и цели двойного убийства – Ганса и его отца, – совершенного подсудимыми.

Причем мотивов преступления было два (истинный и спровоцированный):

Мотив истинный – немалая сумма денег, которую в тот день получил Ганс, зарплата в размере 40 тысяч сомов. Гузеля и Боб приходили днем к Гансу за деньгами, произошла драка, но денег они не получили.

Поэтому в дело вступил мотив спровоцированный – спланировать и организовать разборку, чтобы с помощью Азата и Бакыта выбить деньги у Ганса.

Таким образом, Гузеле было известно, что у Ганса сегодня зарплата. Более того, днем она уже приходила к нему вместе с Бобом, и тогда же произошла потасовка между двумя мужчинами (как сказала Гузеля, «у них был конфликт, сильной драки не было…»).

При этом не были учтены доказательства организации преступления Гузелей и Бобом, что именно они привели Бакыта и Азата на место убийства в дом потерпевших. Ведь как раз с этого все и началось, что явствует из запротоколированных показаний всех подсудимых: «Боб сказал Бахе (Бакыту) и Азату, что Ганс "предъявил" им по поводу "Ворошиловских" ребят: мол, когда Ганс встретит Азата, то переломает ему ноги». Все это судами никак не учитывалось.

За долгие месяцы следствия и до вынесения Аламудунским районным судом Чуйской области итогового приговора по делу Азат понял, что все это время он обманывал только самого себя, по указанию следователя несправедливо оговорив Бакыта и исходя из ложной цели облегчить себе пожизненное наказание. Осознав это, Азат написал заявление в Чуйский областной суд о непричастности Бакыта к убийству и поджогу дома Ганса и его отца, и что все это сделал он сам, Азат.