Восстание с точки зрения прав человека (Восставать или не восставать?)

К седьмой годовщине очередного политического переворота

Настоящая заметка не призывает к восстанию и не отвергает её историческую неизбежность в определенных условиях. Она обращена к гражданам в целях просвещения, а к представителям государственной власти в качестве предупреждения.

Революцией называется переворот, подготовленный ростом сознания

В смутные времена обостряется вопрос о праве народа на восстание. Дилетанты от права говорят о том, что право на восстание предусмотрено международным правом, и на восстание можно пойти, как на забастовку. Над ними смеются титулованные юристы, утверждая, что понятие «право на восстание» используется исключительно для красного словца, так как его практическая реализация невозможна. В этих крайностях только половина правды. Основанная на принципах естественного права, Всеобщая декларация прав человека вовсе не «дарит» народам разрешение на восстание, а предупреждает государственную власть всех стран, что неуважение к правам и свободам человека чревато восстанием. О чем и говорится в её преамбуле:

«…Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения».

Как разрушительное землетрясение является естественным процессом высвобождения накопленной тектонической энергии, так и восстание является естественным процессом высвобождения энергии протестного потенциала, накопленной в результате неуважения власти к человеку. Власть, уважающая человека, имеет безусловную поддержку народа, и её свержение невозможно даже при иностранном содействии, кроме случаев прямой агрессии. Поэтому международное право, учитывая естественный характер свержения власти, презревшей человеческую свободу, не исключает возможности коммуникаций с новыми властями и предусматривает условия принятия их легитимности.

На ранних этапах мобилизации протестных групп у власти есть достаточно возможностей разрядить обстановку, если она будет руководствоваться прагматичным, а не сентиментальным смыслом прав человека. Это значит отказаться от иллюзорной картины народной поддержки и направить по властной вертикали до самых её низов, прямо соприкасающихся с людьми, конкретную задачу – быть внимательными к людям и усиленно снижать количество недовольства. Измеримость результатов такой работы всего лишь вопрос методологии, если у верховной власти действительно есть на это политическая воля. Исправляя и налаживая таким образом страновую систему обеспечения прав человека, власть реально снижает протестный накал и тем самым ослабляет повстанцев любого рода.

Если власть оказывается не способна управлять, не нарушая прав человека, и спрос на справедливость остается неудовлетворенным, протестные акции учащаются. Но и тогда еще не поздно, если власти будут коммуницировать с участниками и организаторами акций, выяснять причины протеста и принимать соответствующие меры. При уважении к людям знание ситуации и здравый смысл позволят отличать сигналы о реальных потребностях и нуждах от провокаций разного рода. Когда в стране можно свободно выразить свой протест в мирной форме, люди с пониманием относятся к применению силы в отношении агрессивных демонстрантов. Однообразное и последовательное отношение органов правопорядка к любым собраниям, независимо от степени их лояльности к власти, формирует в обществе правила и культуру мирных собраний.

Когда же власти демонстрируют избирательное отношение, разгоняя и задерживая участников не приемлемых для неё протестных акций, включая даже одиночных протестантов, при этом дозволяя иные лояльные для власти собрания, люди усваивают только одно правило — чем больше их соберётся, тем лучше их услышат. Заведомое нежелание отделять мирные сигналы о реальных нарушениях от провокативных и агрессивных начинает играть на руку деструктивным силам. В какой-то момент массовые собрания агрессивного характера учащаются, и каждое из них подготавливает следующее, еще более массовое. Насилие со стороны органов правопорядка ускоряет рост протеста, а последний ужесточает насилие, приближая неизбежное столкновение сторон.

В это время усиливаются тенденции объединения здравых сил, сопротивляющихся произволу власти, но им не всегда удается дистанциироваться от тех, кто за фасадом демократической риторики нацелен на завладение властью. Различать стремящихся к свободе от рвущихся к власти следует по их отношению к правовым способам продвижения своих интересов и защиты своих прав.

Стремящиеся к власти презирают право как таковое и признают только право силы. Обычно они организуют протестные акции, не предпринимая прежде последовательных правовых действий в свою защиту. При этом они могут сами верить в свои благие намерения, но по факту всегда оказывается, что они вожделеют власти, а возможное восстание становится не революцией, а очередным переворотом. Обычно силовую поддержку им обеспечивают мародеры в самом широком смысле этого слова – начиная от тех, кто прибился к движению ради ночного грабежа, до тех, кто впоследствии получает должность с доступом к коррупционным ресурсам государства. Поэтому никто из них не призывает лидеров восстания к ответу за проваленные реформы, взывая к крови погибших товарищей.

Стремящиеся к свободе, защищая себя, исчерпывают все возможности, предоставленные законами страны. Они обращаются к неработающим законам не потому, что глупы, а потому, что закон для них это не милостивое дозволение власти, но естественные принципы справедливости, их внутренний принцип, и они действуют не благодаря, а вопреки. Они не дают взяток не потому, что наивны, а потому, что не позволяют “стричь с себя шерсть”. Только исчерпав все возможности закона, они обретают моральное право заявить о произволе и недееспособности власти через протестную акцию. Они обращаются к власти с призывом и требованиями, потому что ощущают себя не членами стада, но хозяевами страны, а к власти относятся как к своим работникам, нанятым для управления страной. Когда людей, обретших моральное право на публичный протест, становится достаточно много, тогда подготавливается почва для революционных изменений; несущей же силой такой революции будет не жажда власти и мародерство, а жажда справедливости и законности.

И в заключение, предвидя упреки так называемых «реалистов» в утопичности такого подхода, в свою очередь и с большим основанием, их самих можно упрекнуть в утопичности намерения изменить власть без изменения сознания народа. Пока следует констатировать, что здравых сил, относящихся к закону, как к внутреннему принципу, и готовых исчерпывать все его возможности, чтобы приобрести право на протест, не так много. Намного больше «трезвомыслящих», которые возмущаются коррупцией и беззаконием, но сами решают все свои вопросы через эффективные коррупционные правила. На этом коррупционном мышлении большинства и основан действующий режим.